(no subject)

Нью-Джерси, 6 лет назад. Анютка в школе, С. уехал на работу. Я гуляю с собакой. Ждём гостей- они уже едут по хайвейке из Бостона, брат С. с молодой женой. Сейчас буду сочинять праздничный обед. Поднимаюсь по лестнице, открываю дверь. В двери меня почти сбивает с ног С., бледный как смерть.
-О господи, почему ты дома?
-Нападение на НЙ! Включай ТВ! Тоннель закрыт, всех вернули. Собирался идти пешком, да подвезли какие- то люди.
Бросаюсь к Анькиному окну. Из "близнецов" валит чёрный дым.
Бегу за Анькой в школу. Двор необычно люден для этого времени суток- родители расхватывают притихших детей.
Пока бежали домой, странный гул и тряхнуло под ногами. Оказалось, рухнул первый "близнец". Дома прилипаем к телевизору, потом соображаем- нужно ведь что-то делать. Звоню в банк крови, еще куда-то, даю телефон и имя. Они пока не знают, что нужно- но обещают позвонить скоро. Анька шуршит у себя в комнате , выползает с пригоршней мелочи:
-Мама, куда нести деньги? Сказали, что им нужны респираторы. А ты моё имя дала?- я тоже могу сдать кровь.
Весь день ощущение сюра. Этого просто не может быть- но вот оно. Весь день между телевизором и телефоном. Рыжиной дочке год исполнился сегодня. Рыжая позвонила сама, вспомнила, как год назад, когда уже схватки начались, просила как-нибудь дотянуть до 12-го, не хотела рожать 11-го- потому что 11 сентября- это кровавый день, это чилийская хунта (в латиноамериканской семье, от которой в результате гражданской войны осталась половина, такие даты помнят...)
Доехали, наконец, российские гости, расстроенные тем, что отпуск теперь пропадёт... и что гостиница, забронированная загодя в Даунтауне, недоступна (мосты и тоннели перекрыты). Изредка бросая отрешённый взгляд в телевизор, разгадывают кроссворды. По поводу происходящего вопрос только один - когда откроют тоннели? По Манхеттену погулять, по магазинам, по ночным клубам. Господи, какие клубы, какие магазины?- там горе, там ужас... Ответ: "ну а подальше от "близнецов"- там же всё цело".
Аут. Вот он, настоящий сюр.
Следующим вечером новорусский просит меня вызвать для них такси- таки попробуют прорваться. Звоню, заранее уверенная в ответе. И снова вечер в тёплом семейном кругу- мы, шатающиеся от бессонной ночи и новостей, и они- разгадывающие кроссворды, лишённые законных радостей жизни. Назавтра- та же просьба. Открыт один мост- но до него 60 миль крюк. Таксисты отказываются ехать- родственник негодует:
-Какая им разница, я плачУ.
Передаю диспетчеру. Обещают прислать машину. Я жду внизу, гости собираются. Такси подъезжает, пожилой водитель сочувственно спрашивает:
-Кто у них там? Что случилось? Живы хоть?
Я опускаю глаза. Таксист вздыхает- а я боковым зрением вижу спускающихся по лестнице новорусских: дама в платье длиной по самое немогу, цвета «вырвиглаз»,  оживлённо щебечущая с улыбающимся мужем.

Я НЕ ЗНАЮ, как объяснять такие вещи взрослым людям.

 Выдавливаю из себя, не узнавая своего голоса:
- Инна... переоденься... там... ХОЛОДНО.

Встречаюсь взглядом с водителем.

Провалиться бы, исчезнуть...

 
Когда через пару лет этот родственник был расстрелян на пороге студии наёмным убийцей, я вспомнила эту их прогулку. Я искала в себе жалости – и не находила. Мне было стыдно.

Перед тем таксистом.